Под каблуком заточенным – акселератор в пол, мчит по заезженным истинам плоский «любить» глагол. Эти желтки квадратные – окна на склоне дня, ленточкой поля взлётного манят, но не меня. Как вам живётся, можется – спальни, дети, борщи? Что же неймётся, Господи, Господи, не взыщи за превосходство мнимое, желчность, циничный слог длинных запутанных строчек,...
Небес дырявый лапсердак, снежинок крошево, что было больше чем любовь отдам за дёшево! Как виртуозный иудей терзает скрипочку, растреплет душеньку твою, порвёт на ниточки. Пускай, как Иерусалим, у стенки плачется, и страх дурной, как мир худой, хрипит, корячится! Пойдет юродивой вприсяд по снега крошеву... Семь лет любви, не износить, бери – хорошая!
Я звал романтику, волненье, вдохновенье, но не пришли – хоть режь меня, хоть ешь. Я землемером мерил расстоянья, цвёл бульденеж… Шёл рядом ты, мой верный, глупый пони, и уверял, что жизнь большой манеж, но я не слушал и хотел сбежать на море, цвёл бульденеж… Когда же вечер бархатистою ладонью огладил город, уводя нас за рубеж, мы примирились: я – поэт...
Васильковый подшёрсток поля, орепеенный сломанный тын, тёплый ветер тугой пятернёю слепо шарит в проломах жердин, у протоптанной пыльной дороги, на залатанных цветом полях, словно рыцарь любовной эклоги заиграет на звучных стеблях. И скорее в планет круговерти у Земли переломится ось, чем поэту о боли и смерти на мгновенье б забыть удалось. ...
Все дороги ведут в Рим, все собаки идут в рай, ослик вертит коловорот – каждый круг, как земли край. Он вот-вот соскользнёт вниз – черепаший покат горб, ослик тянет свою жизнь – терпелив, глуповат, горд. Он не знает, что есть там, за пределами звёзд – дом, где святых и собак ждут, первым – манна, вторым – корм. Где любовь просто так,...
*** Под тонким снегом медленно ползёт шнурок последней электрички. От отсыревшей спички, в тамбуре, прикуриваешь всласть. На отражении стекла – бегущий силуэт, поверх так-так бредущих лип, так-так столбов и ледяных откосов, считает такты лет, бестактно убеждает– власть над временем не власть людей. Ни влезть, ни слезть, ни дать ни взять, не зять и не...
а бог всему судья из хлеба голова а рыбка из пруда а труд из обезьяны пусть человек – венец но волк тамбовский – друг после кормёжки – в лес и в пекло через батьку а на дворе трава и в общем мал мала тот праздничный калач доеденный до ручки и вот вчерашний князь сегодня в пыль да в грязь с надеждой на авось с федориной фигурой пусть...
*** Из круглого флакона солнца стекает йод на облака – лошадку, волка, индюка, вливаясь в рыхлые бока и вытекая через донца. Над ними хлопковый господь пинает ножкой мирозданье, давно не приходя в сознанье. Зачем ему самокопанье коль сам и конь, и коновод? Сочится жгучий солнцейод, сбивает ровный ритм сердечек и романтический кузнечик ...